Напишите мне

 


Когда на головы читателей обрушился вал коммерческой литературы и самиздатовской графомании, имя Валерия Митрохина, как и многих других известных писателей, исчезло с книжных полок и лотков. Будто некто поставил невидимое клеймо на тех, кто творил до крушения страны. И вот за десять лет выросло поколение с искривленным, а то и извращенным представлением о литературе времен рухнувшей империи. Да, была цензура, был жесткий контроль. Но было и напряжение души, стремящейся высказать себя. Было трепетное отношение к слову, как к особой субстанции духа.

Слова, слова! Не я вас говорю.
Допущен к вам, я вас боготворю.
Устами вас касаясь, и целуя,
Я не «аминь» шепчу, но «аллилуйя».

Чего не было – так это отторжения русской классики. К ней относились не только с почтением, но и осознанием того, что основной ее нерв не в игровых умствованиях, а в сопереживании человеку, оторвавшемуся от небесных корней.
Недавно в Русском культурном центре состоялась презентация нового поэтического сборника Валерия Митрохина. Собрались те, кто помнит времена, когда его романы и повести издавались многотысячными тиражами не только в Крыму, но и в престижных столичных издательствах, а также знающие его как активно работающего сегодня талантливого журналиста.
У новой книги странное название – «Палимпсест», требующее расшифровки. Так до изобретения книгоиздания называли рукопись на пергаменте, с которого смыт или соскоблен прежний текстовый слой. Означает ли это, что Митрохин отрекся от всего написанного раннее? Вовсе нет. Просто очень круто изменилась жизнь поэта, и он обрел новое дыхание, новое ощущение мира. Отсюда и новые тексты, в представлении автора как бы вытеснившие прежние.
Но если полистать давние книги Митрохина, можно увидеть, что его всегда ангажировало только чувство. Сильнейший диктат чувства и в новом сборнике. Это оно очистительным ливнем смыло прошлое. Имя этому чувству – Любовь. Именно с прописной буквы, а не с тем заниженным, почти животным оттенком, какое оно обрело в наше смутное время.
Писательскую жизнь Валерий начинал как поэт. Затем долгие годы шла проза. И вот через много лет опять прорезались стихи. Летопись судьбы – так можно назвать этот сборник.

Обрезан, словно фотография,
Мир этот – не моя парафия.
Иная мной владеет власть.
Мой мир – иной Вселенной часть.

Подчас поэт словно выпадает из социума, и главным в его личной вселенной становится встреча с женщиной, которая «свои живые крылья» ему «передала». Отсюда и
ощущение родства со всем миром, своей не смертной и такой уязвимой природы:

Пчела, ужалив, улетает немо.
Разит комар, но вовсе не из гнева.
Мы все взаимосвязаны
Лишь тем, что жить обязаны.

Можно долго рассуждать об абстрактном лирическом герое, если забыть, что поэзия – это всегда «скан» души поэта, ее безжалостный, отважный отпечаток. Каков же сегодня поэт Валерий Митрохин в период глобального кризиса нравственности, когда ежедневно с телеэкранов и со страниц желтой прессы превращают в хлам такие фундаментальные ценности, как совесть, порядочность, милосердие, доброта, когда отношения между полами сводятся к элементарной физиологии, взгляд невольно останавливается, скажем, на таких строчках:

Сквозь тебя ее целую,
Разговариваю с ней.
Через стенку голубую
Голубых твоих кровей.

Это о женщине, которая должна родить. А вот уже и дочка родилась:

Из другого измеренья
Сквозь людское естество
Ты пришла, как озаренье,
Дорогое существо.

Любимая женщина, жена, мать, чудесное явление ребенка – все это не только главные темы сборника, но и, по сути, этапы нового рождения поэта, великие события в его жизни, а также главные ценности, которые он исповедует. И где-то на периферии остаются политические схватки, бытовые неурядицы... Однако жизнь истинного поэта никогда не бывает частной. Все, что в ней происходит, переплавляется в стихи, находящие отзвук в других душах. Пусть порой кажется, что «любовь всего лишь разновидность боли», – если она не поддельна, то обретает вселенскую необъятность. И тогда «вечность течет из угла» и охватывает уверенность в том, что,

Когда умру, упав с вершины мира,
Меня твое дыханье воскресит.

Многие стихи Митрохина изысканно строги. Отсутствие лишних слов, пристрастие к точной, часто парной рифме, афористичность – все это создает впечатление работы резцом по камню:

Чтоб форма стала, как кристалл отточенный
Должна быть рифма безупречно точной.

Подобные стихи обычно не читают с эстрады. С ними хорошо при свете настольной лампы или даже при свечах – лучше ощущаешь пронзительность, к примеру, таких строк: «Дитя оплакивает все свои грядущие утраты», «Я исчезну, то есть догорю. Сам себя, как трубку, докурю"» «Любимая, застигнутый грозой, я захлебнулся Божией слезой», «Из Вечности уйдя в неё на треть, я продолжаю на тебя смотреть».
Написанная рукой мастера и чувством «на разрыв сердца» книга Валерия Митрохина «Палимпсест» не только найдет своего читателя, но и, есть уверенность, станет заметным явлением нашей литературной жизни.
Светлана ЯГУПОВА,
Симферополь
Март 2004 г.

Сайт создан в системе uCoz