Когда на головы читателей обрушился вал коммерческой литературы и самиздатовской графомании, имя Валерия Митрохина, как и многих других известных писателей, исчезло с книжных полок и лотков. Будто некто поставил невидимое клеймо на тех, кто творил до крушения страны. И вот за десять лет выросло поколение с искривленным, а то и извращенным представлением о литературе времен рухнувшей империи. Да, была цензура, был жесткий контроль. Но было и напряжение души, стремящейся высказать себя. Было трепетное отношение к слову, как к особой субстанции духа.

Слова, слова! Не я вас говорю.
Допущен к вам, я вас боготворю.
Устами вас касаясь, и целуя,
Я не «аминь» шепчу, но «аллилуйя».

Чего не было – так это отторжения русской классики. К ней относились не только с почтением, но и осознанием того, что основной ее нерв не в игровых умствованиях, а в сопереживании человеку, оторвавшемуся от небесных корней.
Недавно в Русском культурном центре состоялась презентация нового поэтического сборника Валерия Митрохина. Собрались те, кто помнит времена, когда его романы и повести издавались многотысячными тиражами не только в Крыму, но и в престижных столичных издательствах, а также знающие его как активно работающего сегодня талантливого журналиста.
У новой книги странное название – «Палимпсест», требующее расшифровки. Так до изобретения книгоиздания называли рукопись на пергаменте, с которого смыт или соскоблен прежний текстовый слой. Означает ли это, что Митрохин отрекся от всего написанного раннее? Вовсе нет. Просто очень круто изменилась жизнь поэта, и он обрел новое дыхание, новое ощущение мира. Отсюда и новые тексты, в представлении автора как бы вытеснившие прежние.
Но если полистать давние книги Митрохина, можно увидеть, что его всегда ангажировало только чувство. Сильнейший диктат чувства и в новом сборнике. Это оно очистительным ливнем смыло прошлое. Имя этому чувству – Любовь. Именно с прописной буквы, а не с тем заниженным, почти животным оттенком, какое оно обрело в наше смутное время.
Писательскую жизнь Валерий начинал как поэт. Затем долгие годы шла проза. И вот через много лет опять прорезались стихи. Летопись судьбы – так можно назвать этот сборник.

Обрезан, словно фотография,
Мир этот – не моя парафия.
Иная мной владеет власть.
Мой мир – иной Вселенной часть.

Подчас поэт словно выпадает из социума, и главным в его личной вселенной становится встреча с женщиной, которая «свои живые крылья» ему «передала». Отсюда и
ощущение родства со всем миром, своей не смертной и такой уязвимой природы:

Пчела, ужалив, улетает немо.
Разит комар, но вовсе не из гнева.
Мы все взаимосвязаны
Лишь тем, что жить обязаны.

Можно долго рассуждать об абстрактном лирическом герое, если забыть, что поэзия – это всегда «скан» души поэта, ее безжалостный, отважный отпечаток. Каков же сегодня поэт Валерий Митрохин в период глобального кризиса нравственности, когда ежедневно с телеэкранов и со страниц желтой прессы превращают в хлам такие фундаментальные ценности, как совесть, порядочность, милосердие, доброта, когда отношения между полами сводятся к элементарной физиологии, взгляд невольно останавливается, скажем, на таких строчках:

Сквозь тебя ее целую,
Разговариваю с ней.
Через стенку голубую
Голубых твоих кровей.

Это о женщине, которая должна родить. А вот уже и дочка родилась:

Из другого измеренья
Сквозь людское естество
Ты пришла, как озаренье,
Дорогое существо.

Любимая женщина, жена, мать, чудесное явление ребенка – все это не только главные темы сборника, но и, по сути, этапы нового рождения поэта, великие события в его жизни, а также главные ценности, которые он исповедует. И где-то на периферии остаются политические схватки, бытовые неурядицы... Однако жизнь истинного поэта никогда не бывает частной. Все, что в ней происходит, переплавляется в стихи, находящие отзвук в других душах. Пусть порой кажется, что «любовь всего лишь разновидность боли», – если она не поддельна, то обретает вселенскую необъятность. И тогда «вечность течет из угла» и охватывает уверенность в том, что,

Когда умру, упав с вершины мира,
Меня твое дыханье воскресит.

Многие стихи Митрохина изысканно строги. Отсутствие лишних слов, пристрастие к точной, часто парной рифме, афористичность – все это создает впечатление работы резцом по камню:

Чтоб форма стала, как кристалл отточенный
Должна быть рифма безупречно точной.

Подобные стихи обычно не читают с эстрады. С ними хорошо при свете настольной лампы или даже при свечах – лучше ощущаешь пронзительность, к примеру, таких строк: «Дитя оплакивает все свои грядущие утраты», «Я исчезну, то есть догорю. Сам себя, как трубку, докурю"» «Любимая, застигнутый грозой, я захлебнулся Божией слезой», «Из Вечности уйдя в неё на треть, я продолжаю на тебя смотреть».
Написанная рукой мастера и чувством «на разрыв сердца» книга Валерия Митрохина «Палимпсест» не только найдет своего читателя, но и, есть уверенность, станет заметным явлением нашей литературной жизни.
Светлана ЯГУПОВА,
Симферополь
Март 2004 г.